| Всем привет, это снова Ксения Авдей.
Села писать это письмо и улетела далеко, в 90-е. Когда я задаю себе вопрос, что для меня есть неконтролируемый хаос, вспоминаю все, что я читала о войнах и 90-х. Про войну никому объяснять не приходится. Про 90-е — это наша российская драма. По крайней мере для моей семьи. Я помню, как в Стэнфорде нам дали задание рассказать про свою семью не только хорошее, но и то, с чем мы, дети, сражаемся в настоящем. Написав эссе по этой теме я поняла, что сражаюсь с выученной беспомощностью. Уже прошло порядка 5 лет с того эссе, но эта тема до сих пор проходит красной нитью во всех моих образовательных программах.
Большое количество надежд моих родителей было связано с системой, которая им многое дала. Благодаря социальным лифтам они стали теми хрестоматийными инженерами (типаж из каждого второго советского фильма), выбравшись из такой глубинки, где обычно спиться — это и есть жизненный путь. Для них это был прорыв и вершина. Выбраться в крупный город (Новосибирск вместо деревни в Подмосковье), получить высшее образование и 2 квартиры — о чем еще можно мечтать? Они невероятно опирались на систему, которая худо-бедно ехала, помогая теперь воспитывать детей.
Мою семью сломал хаос 90-х. Конечно, не так, как многие другие семьи. У меня никто не спился, не покончил жизнь самоубийством. Но часть внутри каждого из моих родителей как будто умерла. Они как будто остались в какой-то временной капсуле, где оплакивание, сменяющееся гневом, стало вечным. Оплакивали они ту жизнь, которая могла быть, если бы не это произошедшее.
Я рассказываю часть своей истории не для того, чтобы в понедельник испортить вам настроение, отнюдь. Осмысление прошлого помогло постепенно сформировать тот навык, который мне пригодился в будущем. Это навык входа в метапозицию. Рассматривая под лупой свою историю, ее последствия для нашей семьи, а также историю в целом (я два года методично погружалась в мировую историю в зрелом возрасте), мне удалось понять, что после боли, которую могут вызывать некоторые воспоминания, получается выйти в какое-то другое понимание процессов, происходящих в мире.
В состоянии метапозиции практически нет эмоций как таковых, там есть наблюдение, исследование, анализ фактов и их взаимосвязей. Там есть то, чего недостает человеку в состоянии шока, отрицания по кривой принятия изменений — там нет понимания, что система развивается по своим законам. Состояние шока, отрицания, торга - это состояние, в котором человек подсчитывает свои личные убытки. Здесь мы сконцентрированы на себе большую часть времени. Мы проживаем горе и пытаемся справиться с собственной болью. Не мы для мира, а мир для нас в этот момент. Не зря психологи говорят, что в момент тяжелых потрясений, психологический возраст человека падает, а может и вообще откатиться к возрасту непрожитой травмы.
Такая концентрация на себе, с одной стороны, полезна, она помогает быть в реальности, признавать, что происходит. Проживание всей палитры чувств, а не убегание от происходящего, помогает личности в адаптации. Чрезмерное застревание в оплакивании, отрицании, гневе не дает человеку выйти за пределы собственных интересов. Длительное нахождение в этих эмоциях не дает увидеть ту картину, которая раньше могла быть скрыта или не интересовала человека (так как не касалась его интересов). Что и произошло с моими родителями. Про таких принято было говорить «они не смогли перестроиться». Так оно и есть. Не смогли. Как-то адаптировались к новой реальности, создав свой мирок и закрывшись там.
Сейчас перед нами такая же развилка: выстроить свой мирок, не желая видеть меняющуюся реальность или выйти за пределы своих возможностей и понять, что в новом мире для нас есть место. Что этот новый мир будут строить не «кто-то там, наверху», как думали мои родители. Этот новый мир мы будем строить все вместе. Мы — то поколение, которое берет в руки свое будущее. Проблема в том, что во многих из нас есть программа выученной беспомощности. Так сложилось исторически. Мы не можем отрицать этот факт. Отрицание и эгегей-оптимизм не помогут в преодолении программ «я в домике, меня это не касается», «а что мы можем?» или «они все развалили, а мне строить?!».
Я вижу отголоски этих программ не только в себе, но и тех руководителях, которые приходят на консультации в надежде разобраться, нужно ли им дальше «наверх». «Как понять, стоит ли мне идти в топ-менеджмент? Ведь там будет очень сложно? Справлюсь ли я? Мой ли это путь?» — это сложные вопросы для проработки.
Действительно, часто руководители, думая о топовых ролях представляют себе личного водителя, помощника и семизначную зарплату, забывая о том, что это десятки сложных, неоднозначных решений каждый день. А еще и неуспешных решений тоже будет достаточно, ведь первый годы человек в новой роли фактически до нее дозревает, дорастает. Когда мы подходим к возрасту тех решений, которые раньше были «где-то там, за горизонтом», мы, конечно, пугаемся и часто пытаемся найти ту систему, которая нас прикроет, обеспечит всем необходимым. Это тот же шок, отрицание в кривой изменений. Но он пройдет.
Внутри нас живут отголоски предыдущей истории страны. Часть нас - это наша история, которую нам важно признать. Нам важно встать в метапозицию и посмотреть на себя трезво: что в нас сильного, что в нас тянет вниз, к регрессу. Как только мы знаем, с влиянием каких больших систем имеем дело, мы можем формировать те инструменты, знания, которые по миллиметру будут двигать систему к другому. Это небыстрая работа. Те, кто рассчитывает на быстрый прогресс, те сдадутся первыми. Менять или интегрироваться в новые большие системы — это долго, трудно и в это нужно каким-то образом уверовать. Это можно сделать только увидев бОльшую картину мира, ее взаимосвязи, ее предысторию, ДНК других стран (для сравнения), компаний.
Дело касается не только занятия топовых позиций, но и вообще своей любой роли в новом, меняющемся мире. Метапозия и возможность сейчас добывать информацию для ее формирования — это дар, который есть у текущего поколения. В книгах фэнтези часто можно встретить мысль о том, что если растет какая-то злая сила, то растет и сила противодействия, которая может удержать баланс. Для изменений, которые будут происходить теперь чаще, у нас есть противоядие — знание и открытый доступ к нему. Мы можем развивать свое мышление, а не прятаться в мире, где мы всех поделили на виноватых и невиновных. Задача метамышления — выйти из этой парадигмы, чтобы ответить на более сложный вопрос: «Какую систему я строю? Во что я верю и во что я вкладываюсь?».
Парадокс предстоящих изменений в мире в том, что мы их не выбираем, но нам с ними разбираться.
В следующем письме я расскажу, как я вижу процесс формирования этого навыка. Что для него нужно и как этого не испугаться.
До встречи!
|
