| Всем привет, это Ксения Авдей, Алексей Авдей и AI. Эту рассылку мы напишем втроем. Как так?! Скажете вы. И тут искусственный интеллект и никакой души? Спокойствие, только спокойствие. Все письма будут написаны лично нами и никак иначе. Но в данной рассылке мы поставили себе задачу не просто снизить тревогу, но и показать, как мы используем новые технологии во благо себе и другим людям. Поэтому AI теперь наш друг и помощник (дальше увидите).
Мы поставили себе амбициозную задачу — написать с помощью этой рассылки полноценную книгу. Год назад я с помощью магистерской диссертации вытащила из себя материал, собрала его воедино, а потом мы с Лешей превратили его в концепцию, где раскрыли и расширили многие непонятные области в зоне управления изменениями. Теперь нам важно довести материал до того образа результата, который есть в нашей голове. Рассылка для нас — это в некотором смысле пинок сделать красиво, объемно и полезно. Поэтому будем писать с вами книгу вместе.
*От Ксении Авдей
Как нам говорил наш преподаватель «Тема вашей магистерской — это часть вашей травмы». Мы переглянулись между собой, смутились, разозлились, потому что желали показаться друг другу сильнее, чем мы есть на самом деле, через взятые нами темы. Но реальность оказалась другой: я пришла домой, задумалась и согласилась, что часть моего внутреннего стимула раскрыть эту тему — моя личная боль. А, если не так драматизировать, то это моя история.
От этого осознания тема не стала хуже и не перестала меня интересовать. Получилось ровным счетом наоборот: тема захватила меня настолько, что я абсолютно в маниакальном состоянии написала значимые куски работы всего за месяц. Осознание того, что это мой личный матч реванш, дало моей работе нужную глубину и язык, которые я планирую усилить, добавив в работу контекст российской идентичности, влияющей на то, как мы воспринимаем изменения, как их проводим, и почему отказываемся от намеченного пути.
О чем же моя боль? О беспомощности и закрытости мышления, прячущейся за интеллектуализацию (интеллектуализация — психологический процесс, относимый к механизмам психологической защиты, заключающийся в бессознательной попытке абстрагироваться от своих чувств), и от этого очень напоминающую открытость взглядов. Как ложная поганка выдает себя за сыроежку, так и интеллектуализация выдает себя за открытое, гибкое мышление. Кажущийся умным человек одаривает тебя своими четкими, упругими выкладками, которыми остается только восхищаться.
Все у него складно и ладно. Но определяет все как обычно реальность, какую он взрастил вокруг себя. Как выглядит его жизнь. Как он чувствует себя в ней каждый день. Есть ли ради чего ему просыпаться на день следующий. Есть ли мечта. Есть ли оптимизм, устремленный в будущее. Есть ли любящие рядом люди. Есть ли здоровая критика, стыкующая его с реальностью, и опять-таки дающая энергию стремиться к лучшему. Есть ли неудачи, с которыми он сможет справиться, проявив свои лучшие качества и узнав о темных сторонах личности.
Есть ли у него жизнь? Или он закрыт от нее?
Это вопрос я сформулировала по отношению к своей семье, когда в возрасте 30 лет поняла, что у меня невероятно мало навыков, которые могут помочь мне построить собственную жизнь. Сейчас вы посмеетесь, мол, не бывает такого у человека, который работал в топовых компаниях. А я скажу, что так часто и бывает. Но очень хрупка эта конструкция, так как колосс стоит на глиняных ногах. По-настоящему осознать, что лежит в основе тебя, представляется возможным в более зрелом возрасте, когда, как говорят нейробиологи, окончательно формируется та часть мозга, которая вообще способна к более сложной рефлексии относительно не только своих желаний, но и многих систем, которые тебя окружали ранее и окружают сейчас.
Вот и в мои 30 лет появилось стойкое желание проанализировать, что же я из себя представляю, согласно вложенному капиталу. Меня посетило разочарование и практически животный страх, когда я подступилась к реальности. После 90-х годов мои родители не спились, не бросили своих детей, не начали нас бить. Им несказанно повезло, скажете вы и будете правы. По сравнению с другими пострадавшими семьями, наша была образцовой. Это если смотреть снаружи и определять образцовость очерченными, логическими критериями, которыми и было принято измерять реальность. Никто не смотрел глубже, да и не до этого было. Надо было выживать.
Мы почти не коснулись голода. Прошли, можно сказать, по краю пропасти. В какой-то момент родители будто бы вернулись к прежней жизни, начав готовить по утрам мне блинчики, морковный сок (папа с утра вставал пораньше и выжимал его), да и вообще как будто бы все стало поправляться. Казалось бы, на что жаловаться, если все в целом идет хорошо? Пройдут годы, прежде чем я пойму, что время от времени вылетающие из уст мамы слова о том, что она на многое не решилась в своей жизни, а от папы, наоборот, тишина, которую я буду пытаться хоть как-то нарушить своим трещанием, а от них вместе — нападки на телевизор и воспоминания о том, как им было раньше хорошо, не от того, что они прошли изменения. А от того, что они их не прошли, а застряли. Они захлопнулись как ракушки и не хотели больше знакомиться с новым миром, который надвигался тенью на их скромное существование в виде невероятно энергичного ребенка. Меня.
Я не хочу показаться жертвой происходящего, потому что не считаю свою боль самой важной, а свою историю худшей. История своего рода важна, так как она показывает, как человек будет действовать в тех или иных ситуациях, даже не думая, что он повторяет историю своей семьи. Я могу это с уверенностью утверждать, так как работаю с травматическим материалом у руководителей. Когда они начинают видеть параллели в своей жизни с жизнью родителей, начинается работа, где результатом может быть как обретение реальной устойчивости, так и новые смыслы, которых по каким-то причинам сейчас недостает. Вот и меня работа по изучению истории моей семьи сначала расстроила, а потом помогла стать тем, кто я есть сейчас.
Сколько было у нас таких 90-х за последние 150 лет? Постоянные волны, которые мы и осмыслять-то не успевали. Как говорит один преподаватель: “Мы даже о 37 годе не можем на уровне страны выразить единой позиции, что уж говорить о внутренней опоре на идентичность? Мы себя не знаем, потому что боимся даже посмотреть в эту сторону”. Мы действительно себя мало изучаем и часто не хотим узнавать, а от этого все постоянно начинаем сначала (худеем все с понедельника), приобретая свойства глины в своих ногах. Знать не значит говорить о себе плохо. Знать не значит говорить о себе только в превосходной степени, как это сейчас принято. Знать — это понимать, как прошлое влияет на выбор человека именно сейчас, в этой самой точке. Как это знание обрубает возможности? Как это знание рождает возможности? Если мы не используем знание для совершения выбора, значит, его у нас нет.
В этой рассылке все знание и опыт будут направлены на то, чтобы вы могли продолжать делать выбор в пользу своего оптимистичного образа будущего, в пользу своей силы, смелости и жизнестойкости.
Эту рассылку я посвящаю своей семье, которая помогла мне найти важный смысл моей жизни — помочь другим людям проходить изменения разной степени сложности и оставить знание об этом. Время от времени я буду возвращаться к опыту своей семьи, чтобы еще глубже понять то, какой я стала и не стала благодаря им. Надеюсь, мой опыт вдохновит вас на исследование той головоломки смыслов, которые уже заложила в вас ваша семья. |
